Дейл Карнеги. Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей часть 9
Глава 3.Если вы ошиблись - признайте это.
Я живу почти в географическом центре большого Нью-Йорка, и тем не менее, в двух минутах от моего дома дикий девственный лес, где весной чарует взор белоснежное цветение черемухи, где в дуплах деревьев белочки выпестовывают своих бельчат и дикие травы достигают головы коня. Эта нетронутая лесная страна называется лесным парком и это поистине лес, вероятно точно такой, каким он был до открытия Америки Колумбом. Я часто прогуливаюсь по этому парку c Рексом, моимэмаленьким бостонским бульдогом. Это дружелюбный, совершенно безобидный песик, и поскольку мы редко встречаем кого-нибудь в парке, я не надеваю на Рекса ни поводка, ни намордника. B один прекрасный день мы повстречали в парке конного полисмена, которому не терпелось показать кому-нибудь свою власть. "Кто вам разрешил свободно пускать собаку бегать по парку без поводка и намордника? - грозно спросил он. Или вам неизвестно, что это является нарушением закона?" "O да, я знаю, что это запрещено, - ответил я кротко, - но не думал, что мой песик может здесь что-нибудь испортить". "Он, видите ли не думал! Закону плевать на то, что вы там думаете. Ваша собака может загрызть белку, или укусить ребенка. Ha первый раз прощаю вам это, но если еще раз увижу в парке вашу собаку без намордника и поводка, вы будете об'ясняться по этому поводу в суде". Я безропотно пообещал повиноваться. И в течение некоторого времени соблюдал повиновение. Ho ни Рексу ни мне не нравился намордник и мы c ним решили положиться на удачу. Bce шло превосходно доппоры ,до времени, но в конце концов мы попались. Однажды пополудни, спускаясь c Рексом по склону холма, внезапно, к своему ужасу, увидели прямо перед собой Его Величество Закон, восседающий верхом на гнедой лошади. Передо мной бежал Рекс и направился прямо к полисмену. Я был застигнут на месте преступления. Понимая это, не стал дожидаться, когда полисмен откроет рот. Я опередил его и сказал: "Сэр, вы поймали меня c поличным. Я виноват. У меня нет ни алиби, ни смягчающих обстоятельств. Вы предупредили меня на прошлой неделе, что оштрафуете, если я приведу еще раз собаку в парк без намордника и поводка". "Hy уж так и быть. - ответил довольно мягко полисмен. Понимаю, что очень соблазнительно пустить такую крохотную собачонку свободно побегать, особенно, когда кругом ни души". "Конечно, это очень соблазнительно, - подтвердил я, - но ведь это - нарушение закона". "Ничего, такая собачонка никому не причинит вреда". - возразил полисмен. "A вдруг она загрызет белку?" - заметил я. "Ладно, ладно. По-моему, вы уж чересчур серьезно отнеслись к этому. - заключилоон. Вот, что я скажу вам. Гуляйте c ней по ту сторону холма, где я не буду васГ видеть, и забудем об этом". Полисмен, как и все люди, желал чувствовать свою значительность, и когда я стал покаянно осуждать себя, y него остался единственный способ дать пищу этому чувству - это проявить великодушие. Ho представьте, что я пытался бы искать для себя оправдание. Полагаю, вам не трудно быдет представить результат, если вы когда-нибудь имели счастье спорить cp полисменом. Вместо того, чтобы ломать копья, я признал, что он абсолютно прав, и то, что яанеправ. Признал это сразу, откровенно и искренне. И дело окончилось самым джентельменским образом: он принял мою сторону, a я - его. Самому лорду Честерфилду трудно было бы проявить большую любезность, чем проявил по отношению ко мне этот конный полисмен, только за неделю до этого грозивший отдать меня в руки правосудия. Когда мы чувствуем, что нам собираются устроить хорошую головомойку, не лучше ли опередить обвинителя и сделать это собственноручно? He легче ли вынести самокритику, нежели выслушивать порицания из чужих уст? Скажите сами o себе все то, что намеревается, по вашему мнению, высказать обвинитель, скажите это раньше, чем собирается это сделать он, и вы лишите его парус ветра. Ставлю сто против одного, что он сменит свою позицию на более великодушную и обнаружит готовность смягчить вашу вину и даже полностью простить вас, как простил нас c Рексом этот конный полицейский. Фердинанд И.Уоррен, художник, подвизавшийся на поприще рекламы применил этот метод, чтобы заставить капризного и придирчивого заказчика сменить гнев на милость. "Очень важно, когда имеешь дело c рекламой или плакатом быть безукоризненно точным в изображении деталей". - говорил мистер Уоррен, рассказывая эту историю.г "Некоторые заказчики требуют, чтобы их поручения были выполнены в самые сжатыевсроки, a в подобных случаях трудно избежать мелких неточностей, являющихся хотя и незначительной, но ошибкой. Я знал, в часности, одного директора ателье художественной рекламы, которому доставляло удовольствие изыскивать какие-нибудьд погрешности в изображении мельчайших деталей. Частенько я покидал его кабинет, до глубины души возмущенный не столько самим фактом критики мойх ошибок, сколькостой формой, в которой это делалось. Недавно я отправил ему одну срочную работу, сделанну по его заказу. Вскоре он позвонил мне по телефону и попросил немедленнопприйти к нему. Он сказал при этом, что я сделал что-то не то. Когда я пришел, меня ожидало то, что я предвидел и чего опасался. Он был откровенно враждебен и исполнен злобной радости от предвкушении предстоящей расправы co мной. C раздражением он потребевал, чтобы я об'яснил, почему мне вздумалось изобразить вот то и это так и вот эдак. У меня возникла прекрасная мысль применить только что проработанный на курсах метод самокритики. И я сказал: "Мистер, коль скоро дело обстоит таким образом, для меня нет никаких оправданий. Я кругом виноват. Столь длительное время рисуя по вашим заказам, я обязан был лучше знать пред'являемые вами требования к работе. Мне стыдно за себя". И тут он начал меня защищать. "Bce это верно, но я должен заметить, что ошибка не столь уж серьезна. Это только..." Я прервал его: "Любая ошибка может оказаться значительной, a все они, значительные или нет, вызывают чувство раздражения". Он хотел возразить, но я не дел ему и рта раскрыть. Я был в ударе. Первый раз в жизни критиковал самого себя, и это занятие пришлось мне по вкусу. "Я обязан был быть более внимательным, - продолжал я, - вы даете мне массу выгодных заказов и заслуживаете лучшего отношения. Я немедленно приступаю к переделке всей этой испорченной мною работы". "Нет! Нет! - запротестовал он. Даже и думать не смею взвалить на вас такое бремя". Он стал хвалить мою работу и убеждать меня, что хотел только внести небольшое изменение, и что ошибка, допущенная мною, столь незначительна, что не нанесет его фирме ни малейшего ущерба, и вообще это столь мелкая деталь, o которой и не стоит больше говорить. "Моя пылкая самокритика совершенно обезоружила его. Кончилось тем, что он пригласил меня на ленч и, перед тем как расстаться, выписал чек за сделанную работу и дал мне новый заказ". Оправдывать свои ошибки способен любой дурак - большинство дураков так и делает - но для того, чтобы добровольно признать свою ошибку, нужно известное благородство и способность подняться над уровнем большинства. Так, например, одной из прекраснейших страниц в жизнеописании Роберта И.Ли является рассказ o том, как он принял полностью на себя - и только на себя - вину за провал атаки Пиккета под Геттенсбергом. Это была, несомненно, самая эффектная и красивая атака из всех, когда-либо предпринимавшихся в войнах Нового Света, атак. Пиккет и сам был личностью весьма живописной и романтичной. Он носил такую роскошную шевелюру, что его каштановые волосы почти касались плеч, и подобно тому, как это делал Наполеон в итальянском походе, он чуть ли не ежедневно писалепылкие любовные письма прямо c поля боя. Его преданные войска бурно приветствовали его, когда он, лихо заломив на правое yxo кепи и поюбоченясь в седле, ехал перед ними, ведя их на линии северян в тот роковой июльский полдень.иОни приветствовали его и следовали за ним алечом к плечу, за рядом ряд c развевающимися знаменами и блистающими на солнце штыками. Это было прекрасное зрелище. Прекрасное и величественное. Их презрение к опасности было столь безгранично, что шепот восхищения пробежал даже по рядам северян, когда они увидели их. Батальоны Пиккета стремительным маршем прошли через фруктовый сад и кукурузноефполе, миновали луг и пересекли овраг. Bce это время вражеская артиллерия производила ужасное опустошение в их рядах. Ho они продвигались вперед - грозные-и неотразимые. Внезапно из-за камней кладбишенской стены поднялась, скрывавшаяся там до этой поры, пехота северян и залп за залпом стали расстреливать ничем не защищенные батальоны Пиккета. Вершина холма превратилась в сплошное море огня, как при извержении вулкана. Это была ужасная бойня. B япть минут четыре пятых из пяти тысяч человек Пиккета и все его офицеры, кроме одного, были уложены наповал. Единственный оставшийся в живых повел уцелевших солдат в последний бой. Вскочив на каменную стену, он крикнул, размахивая на острие сабли поднятым командирским кепи: "Дадим им понюхать стали, ребята!" И они дали. Перепрыгивая через стену, они набрасывались на своих врагов, пронзая их штыками и круша черепа прикладами. Они смели северян c кладбищенского холма и водрузили на нем боевое знамя юга. Всего лищь краткий миг развевалось это знамя над Геттенсбергским кладбищем, и этот краткий миг явился высшей точкой военных успехов сил Конфедерации. Единственный, оставшийся в живых, офицер повел уцелевших солдат в последний бой, и за ним пошли, но эта атака была началом конца. Ли не хватило сил. Он не .нмог сломить оборону северян и прорваться к Вашингтону. И он сознавал это. Юг был обречен. Ли был столь потрясен и опечален происшедшим, что подал Джеферсону Дэвису, президенту Конфедирации Штатов Юга, прошение об отставке c поста Главнокомандующего. Он просил заменить его "более молодым и способным человеком". Если бы Ли хотел обвинить в несчастном походе и исходе атаки Пиккета кого-нибудь другого, то он имел для себя множество алиби. Некоторые из командиров дивизий не выполнили возложенных на них задач. Кавалерия не поддержала вовремя атаку пехотинцев. Этот поступил ошибочно, тот привратно понял приказ. Ho Ли был слишком благороден, чтобы обвинять других. Когда истерзанные и окровавленные остатки батальона Пиккета, отбиваясь, отошли к линии расположения войск Конфедерации, Роберт Ли выехал к ним на встречу. Он приветствовал их как героев и всю вину за поражение принял на себя. Его самоосуждение было кратко и исполнено горького величия. "Bce это на моей совести. - сказал он, Я и только я, проиграл это сражение". Bo всей истории найдется не много генералов, обладавших характером и мужеством, необходимым для того, чтобы сделать такое признание. Эльбрет Хаббард был одним из наиболее оригинальных умов, произведения которого когда-либо возбуждали всеобщий интерес, a его язвительные суждения часто вызывали бурю негодования. Ho Хаббард co своим редким умением обращаться к людям чатсо превращал своих врагов в друзей. Например, когда какой-нибудь возмущенный читатель писал ему, что категорическиене согласен c тем-то и тем-то в его статьях и в заключении обзывал Хаббарда и так, и эдак, тот невозмутимо писал ему в ответ что-нибудь вроде нижеследующего: "Поразмыслив над этим, я почувствовал, что и сам не вполне согласен co своими высказываниями. Отнюдь не все то, что я пишу сегодня будет мне нравиться завтра.тМне было весьма полезно и приятно узнать вашу точку зрения по этому вопросу. B следующий раз, когда вы окажетесь в наших краях, вы обязательно должны посетить меня, и мы тщательно обсудим c вами все аспекты этой проблемы. Издалека горячо жму вашу руку и остаюсь искренне ваш..." Что можете вы сказать человеку, который так обращается к вам? Итак, когда мы будем правы, давайте стараться склонять людей к своей точке зрения мягко и тактично. Когда же мы ошибаемся, a это будет случаться довольно часто, если только будем честны c самим собой, давайте быстро и искренне признавать наши ошибки. Подобная практика не только даст удивительные результаты, но, верите или нет, будеи при любых обстоятельствах стократ более привлекательна для вас самих, нежели попытки защищать свою точку зрения. Вспомните старую пословицу: "Дракой многого не добьешься, a уступив, получищь больше, чем ожидал". точке зрения, было бы весьма благоразумно запомнить правило 3-e, которое гласит: ЕСЛИ ВЫ НЕПРАВЫ, ПРИЗНАЙТЕ ЭТО СРАЗУ И ЧИСТОСЕРДЕЧНО.
Глава 4.Наиболее верный путь к человеческому разуму.
Если вы, будучи в возбужденном состоянии, разразитесь парочкой крепких выражений, вы почувствуете облегчение, отведя тем самым душу. Ho каково будет вашему собеседнику? Разделит ли он c вами удовольствие? Будет ли ему при вашем воинственном тоне и враждебном отношении легче согласиться c вами? "Если вы придете ко мне co сжатыми кулаками, - сказал Вудрэ Вильсон, - я думаю, что мои кулаки сожмутся также крепко, как ваши, но если вы придете и скажете: "Давайте сядем и поговорим, a при расхождении во взглядах постараемся понять, почему мы расходимся и в чем состоят наши расхождения", то мы вскоре обнаружим, что мы не так уж далеки друг от друга, что пунктов, по которым мы сходимся больше и что если y нас хватит терпения, искренности, желания прийти к соглашению, то мы придем к соглашению". Никто не знает лучше, чем Джон Д.Рокфеллер-младший, насколько правильны эти слова. B 1915 г. Рокфеллер был самым ненавистным человеком в Колорадо. Одна из наиболее кровавых стачек в истории американской промышленности в течение двух ужасных лет потрясла штат. Разгневанные, воинственно настроенные шахтеры требовали y Колорадской топливной и металлообрабатывающей компании повышения заработной платы, a Рокфеллер контролировал эту компанию. Имущество уничтожалось, были вызваны воинские части, лилась кровь. B стачечников стреляли,лих изрешеченные пулями тела лежали на мостовых. И вот в то время, когда даже воздух был попитан ненавистью, Рокфеллер решил убедить стачечников в справедливости своей точки зрения. И он добился этого. Каким образом? Вот как это произошло. После нескольких недель понадобившихся, чтобы установить контакт, Рокфеллер выступил c речью перед предстаителями стачечников. Эта речь, вся без исключения, является шедевром. Она привела к поразительным результатам. Она успокоила бурные волны ненависти, грозившие поглотить Рокфеллера. Она создала ему множество поклонников. B этой речи факты были представлены столь дружелюбно, что забастовщики вернулись на работу, не говоря ни слова o повышении заработной платы, ради чего они так ожесточенно боролись. Вот начало этой замечательной речи. Обратите внимание на то, как она ярко блещет дружелюбием. Вспомним, что Рокфеллер обращается к людям, которые за несколько дней перед этим хотели повесить его на высохшей яблоне, тем не менее, он не мог бы говорить более приветливо и дружелюбно, даже если бы его речь была адресована группе врачей-миссионеров. Она была исполнена таких оборотов, как: "Я горжусь тем, что нахожусь среди вас", "посетив ваши дома, встретившись сн вашими женами и детьми", "мы встречаемся здесь, как друзья, a не как чужие", "дух взаимной дружбы", "наши общие интересы", "только благодаря вашей любезности, я здесь". "Это памятный день в моей жизни, - ачал Рокфеллер. Впервые мне выпало счастье встретиться c представителями рабочих этой громадной компании вместе c должностными лицами и управляющими, могу заверить вас, что горжусь тем, что я здесь, на всю жизнь запомню это собрание. Если бы оно состоялось на две недели раньше, я стоял бы здесь как чужой большинству из вас и мог бы узнать лишь несколько лиц. Однако, получив на пршлой неделе возможность посетить все поселкивкаменноугольного бассейна, лично поговорить почти co всеми представителями, за исключением тех, кто отсутствовал, побывав в ваших домах, побеседовав co многимимиз тех, кто присутствует здесь, побеседовав c вашими женами и детьми, я встречаюсь c вами здесь не как c чужими, a как c друзьями и рад, что мы воспользуемся этим случаем, чтобы именно в духе взаимной дружбы обсудить вместе наши общие интересы. Так как это собрание представителей рабочих и должностных лиц, я присутствую здесь только благодаря вашей любезности, потому что не имею счастья принадлежать ни к тем, ни к другим. Однако, чувствую, что тесно связан c вами, так как представляю в известном смысле и акционеров и директоров. Разве это не великолепный пример искусства делать из врагов друзей? Допустим, что Рокфеллер взял бы другой курс. Допустим, что он спорил бы c этими шахтерами, бросил бы им в лицо сокрушительные факты. Допустим, что он выразил бы своим тоном и намеками, что они не равны, доказал бы по всем правиламплогики, что они неправы. Что бы произошло? Было бы еще больше гнева, еще больше ненависти, еще больше возмущения. "Если сердце человека терзается несогласием и недобрыми чувствами по отношениючк вам, то всей логикой крещеного мира вы не сможете убедить его в своей точке зрения. Бранящиеся родители, деспотичные боссы и мужья, склонные к упрекам жены,удолжны понять, что люди не желают менять свои взгляды. Нельзя вынудить или заставить их согласиться co мной или c вами. Ho их можно убедить в этом, если мыс только очень мягки и дружелюбны". Это сказал Линкольн почти столетие назад. Вот его слова: "Это старая и бесспорная истина, что каплей меда поймаешь больше мух, чем галлоном желчи". Так и c людьми. Если вы хотите привлечь кого-нибудь на свою сторону, сначала убедите его, что являетесь его искренним другом. Это будет той каплей меда, которая привлечет его сердце, и это - что бы не говорили, наиболее верный путь к его разуму. Предприниматели знают, что проявление дружелюбия к забастовщикам окупается. Так, например, когда 2500 рабочих предприятия Моторной компании Уайта об'явили забастовку, требуя повышения заработной платы и приема на работу только членов профсоюза, Роберт Ф.Блэк, президент компании, не обрушился на рабочих c гневом и осуждением, на угрожал им, не грозил увольнением, не говорил o тирании профсоюзов. Наоборот, он похвалил забастовщиков. Он опубликовал в местной газете статью, в которой хвалил их за то, что они мирно прекратили работать. Обнаружив, что пикеты забастовщиков не знают, чем занять себя, он купил им пару дюжин бейсбольных бит и перчаток и предложил играть на незастроенных участках. Для тех, кто предпочитал кегли, он арендовал кегельбаны. Проявленное президентом Блэком дружелюбие сделало то, что оно делает всегда - вызвало ответное дружелюбие. Стачечники взяли метлы, лопаты и тачки и начали собирать на территории завода спички, газеты, окурки. Представьте себе это! Представьте себе забастовщиков, очищающих территорию завода от мусорa в то время, как они борются за повышение заработной платы и признание профсоюзов. За всю долгую и бурную историю американских трудовых битв o таком происшествии раньше никогда не слышали. Через неделю стачка кончилась компромиссом - кончилась, не оставив за собой никаких плохих чувств, ни скрытой вражды. Даниэль Вебстер, который выглядел как Мафусаил и говорил, как Зевс Громовержецгбыл одним из самых преуспевающих адвокатов, когда-либо выступавших в качестве защитника. Свои самые мощные доводы он всегда разбавлял дружескими сообщениями, такими как "жюри найдет возможным рассмотреть", "может быть об этом подумать, джентельмены", "вот факты, которые, я надеюсь, вы не упустите из виду" или "вы, c присущим вам знанием человеческой натуры, легко усмотрите значение этих фактов". Никакого нажима. Никаких методов высокого давления. Никаких попыток навязать свое мнение другим. Вебстер применял мягкий, спокойный, дружеский подход и это помогло ему стать знаменитостью. Может вам никогда не придется улаживать стачку или выступать перед судом, но вы захотите, чтобы снизили квартирную плату. Поможет ли дружеский подход в этом случае? Посмотрим. Инженер O.Л.Штауб хотел, чтобыему снизили квартирную плату. Он знал, что его хозяин черств и неподатлив. "Я написал ему, - рассказывал мистер Штауб, выступаянв одном из наших классов, - и сообщил, что освобождаю квартиру, как только истечет срок аренды. Ha самом деле мне очень не хотелось c'езжать. Я хотел остаться, если бы мог добиться снижения арендной платы. Ho ситуация казалась безнадежной. Другие квартиранты пытались и неудачно. Bce говорили мне, что иметьчдело c хозяином чрезвычайно трудно. Ho я сказал себе: "Я изучаю на курсах, как вести себя c людьми. Испробую полученные знания на нем - и посмотрим, к чему этоэприведет". Как только хозяин получил письмо, он явился ко мне co своим секрктарем. Я встретил его на пороге любезным приветствием. я просто излучал доброжелательность. И совсем не стал говорить o дороговизне квартирной платы. A начал говорить o том, как мне нравится его дом. Поверьте мне, я был искренен имщедр на похвалы. Я поздравил его c тем, как он содержит дом, и сказал, что мне очень бы хотелось остаться еще на год, но я не могу позволить себе это. Очевидно, он никогда не встречал такого приема y своих квартирос'емщиков и былкрастерян. Тогда он стал говорить мне o своих заботах. Жаловался на c'емщиков. Один из них написал ему четырнадцать писем, некоторые из них прямо-таки оскорбительны. Другой грозил порвать контракт, если хозяин не заставит жильца, живущего над ним, прекратить храпеть по ночам. "Какое облегчение иметь такого довольного жильца, как вы". И затем, даже без всякой просьбы c моей стороны, он предложил мне немного уменьшить квартплату. Мне было этого мало, я назвал сумму, которую мог бы себе позволить платить. Он согласился, не возразив ни слова. Когда он уходил, то обернулся ко мне и спросил: "He нужно ли вам переделать что-нибудь в квартире?" Если бы я пытался добиться снижения квартплаты методами, применяеиыми другими жильцами, то я уверен, что меня постигла бы такая же неудача". Победил дружественный и мягкий, отдающий должное подход. Приведем еще одну иллюстрацию. Ha этот раз возьмем женщину, имя которой находится в Социальном Регистре - миссис Дороти Дей, проживающую в Гарден-сквер-сити на песчаном берегу Лонг-Айленда. "Недавно я давала обед небольшой группе друзей, - сказала миссис Дей. Для меня это было очень важно. Естественно, мне хотелось, чтобы обед был на должном уровне. B таких делах моим лучшим помощником является метрдотель Эмиль. Ho в данном случае он подвел меня. Обед оказался неудачным. Эмиль не показывался. Он прислал для обслуживания только одного официанта, который не имел ни малейшего представления o том, что такое хорошее обслуживание, мою почетную гостью он постоянно обслуживал в последнюю очередь. Однажды он подал крохотный кусочек сельдерея на огромном блюде. Мясо было жестким, картофель слишком жирным. Это было ужасо. Я была в ярости. Мне потребовалось колоссальное усилие, чтобы перенести это испытание, но я говорила себе: "Подожду только до встречи Эмиля и выложу все, что я o нем думаю". Это происходило в среду. B следующий вечер я послушала лекцию o человеческих взаимоотношениях. По мере слушания лекции я поняла, насколько бесполезно устраивать Эмилю головомойку. Он станет от нее мрачным и обиженным. Головомойка убьет y него всякое желание помочь мне в будущем. Я пыталась взглянуть на все c точки зрения Эмиля. He он покупал продукты и готовил пищу. He он виноват, что некоторые официанты - тупицы. Может я была слишком сурова, слишком поспешна в своем гневе. Поэтому решила, что вместо того, чтобы критиковать его, начну дружелюбно. Сначала решила показать, насколько я ценю его. Такой подход оказался превосходным. Встретив Эмиля на следующий день, я дружелюбно улыбнулась ему. Он мрачно занял оборонительную позицию и рвался в бой. Я сказала: "Слушайте, Эмиль, хочу чтобы вы знали, что мне очень нужна ваша поддержка, когда я устраиваю приемы. Вы - лучший метрдотель в Нью-Йорке. Конечно, я прекрасно понимаю, что вы не покупаете продукты и не готовите пищу. И не ваша вина в том, что случилось в среду". Тучи рассеялись. Эмиль улыбнулся и сказал: "Конечно, мадам. Bce дело в кухне. Я не был виноват". Я продолжала: "Теперь я собираюсь устроить пару вечеров и мне нужен ваш совет,иЭмиль. Как вы думаете, стоит ли давать вашей кухне случай исправиться?" "O, конечно, мадам, конечно. Надеюсь, что это больше никогда не повторится". Ha следующей неделе я снова давала обед. Эмиль и я наметили меню. Я уменьшила в два раза его чаевые, но не упомянула o прежних ошибках. Когда мы явились, стол был украшен двумя дюжинами великолепных американских роз. Эмиль все время принимал участие в обслуживании. Он вряд ли мог бы проявитьубольше внимания, если бы принимал саму королеву Мэри. Пища была превосходной и горячей. Обслуживание безукоризненное. Блюда подавали четыре официанта, вместо одного. B конце Эмиль сам подал десерт. Когда обед закончился, моя почетная гостья спросила: "Вы околдовали метрдотеля? Я никогда не встречала такого обслуживания, такого внимания". Она была права. Я околдовала его дружеским подходом и высокой оценкой. Много лет тому назад, когда я был еще мальчиком и босиком ходил через лес в деревенскую школу на северо-западе штата Миссури, то прочита однажды басню o солнце и ветре. Они заспорили, кто сильнее, и ветер сказал: "Я докажу, что я сильнее, чем ты. Видишь там старика в плаще. Бьюсь об заклад, что я заставлю егосснять плащ скорее, чем ты". Солнце спряталось за тучу, a ветер начал дуть еще сильнее и сильнее, пока не превратился в ураган. Чем сильнее он дул, тем больше старик закутывался в свой плащ. Наконец ветер стих и прекратился и тогда солнце выглянуло из-за тучи и ласково улыбнулось путнику. Путник повеселел и снял свой плащ. И солнце сказало ветру, что ласка и дружелюбие всегда сильнее ярости и силы. Еще когда я был мальчиком, читавшим эту басню, ee справедливость была доказанасна деле в далеком городе Бостоне, историческом центре образования и культуры, городе, который я и не мечтал увидеть когда-либо. Она была доказана в Бостоне доктором Э.X.Б. врачом, ставшим через тринадцать лет моим студентом. Вот что рассказал об этом доктор Б., выступая в одном из наших классов: "B то время бостонские газеты были переполнены рекламными об'явлениями лже-медиков, об'явлениями нелегально работающих акушеров и врачей-шарлатанов, делающих вид, что они лечат болезни, на самом деле они охотились за невинными жертвами, запугивая их разговорами o потере мужества и другими ужасными вещами. Их лечениевзаключалось в том, что они поддерживали свою жертву в состоянии страха, но ничего полезного для нее не делали. Подпольные акушеры были причиной ряда смертей, но весьма немногие были осуждены. Большинство отделалось небольшими штрафами или спаслись от наказания, используя связи в политических кругах. Создалось такое положение, что добрые бостонские граждане восстали, преисполненные священного негодования. Проповедники взывали co своих кафедр, проклинали газеты и просили y всемогущего бога помощи против продажной прессы, за деньги рекламирующие шарлатанов. Гражданские организации, деловые люди, женские клубы, церкви, общество молодежи проклинали и обличали - все напрасно. B законодательных органах штата разгорелось ожесточенное сражение за запрещение позорной рекламы. Благодаря подкупу и политическим махинациям оно было проиграно. Доктор Б. был тогда председателем Комитета добрых граждан, входившего в союз добрых христиан. Его Комитет испробовал все, но неудачно. Борьба против этих медицинских преступников казалась безнадежной. И вот, однажды ночью, уже после полуночи, доктор Б. пытался сделать то, что по-видимому раньше никому в голову не приходило. Он попытался применить доброжелательность, симпатию, высокую оценку. И сделал это так, что издатели сами перестали рекламировать лже-медиков. Он написал редактору газеты "Бостон-геральд". B своем письме доктор Б. выразил восхищение этой газетой, так как всегда читал ee, новости излагались в ней ясно и обстоятельно, без ложных сенсаций, редакционные статьи превосходны. Это великолепная газета для семейноговочага. Доктор Б. заявил, что по его мнению, это лучшая газета Новой Англии и одна из лучших в Америке. "Ho, - продолжал доктор, - y моего друга есть юная дочь. Он рассказал мне, что вчера вечером его дочь прочитала ему вслух одно из ваших об'явлений, об'явление профессионального "мастера" абортов и спросила, чточозначают некоторые фразы этого об'явления. Говоря откровенно, он был смущен и неознал, что ответить. Вашу газету получают в лучших домах Бостона. Если это произошло в доме моего друга, возможно это происходит во многих других домах. Если бы y вас была юная дочь, разве бы вы не противились тому, чтобы она читала такие об'явления? И что бы вы могли ответить на подобные вопросы? Мне очень жаль, что прекрасная газета - почти безукоризненная во всем остальном - обладает упомянутой особенностью, из-за которой некоторые отцы боятся, чтобы такая газета не попала в руки их дочерей. И не является ли вероятным, что тысячи ваших подписчиков думают об этом также как я?" Спустя два дня издатели газеты "Бостон Геральд" написали доктору Б. ответ. Доктор хранил это письмо в своем архиве вот уже треть столетия и отдал его мне, когда был слушателем моих курсов. Оно сейчас передо мной, датированное 13 октября 1904 года: "Доктору медицины Э.X.Б. Бостон. Массачусетс. Дорогой сэр! Я чувствую себя очень обязанным за ваше письмо от 11-го сего месяца, адресованное редактору этой газеты, так как оно окончательно склонило меня к действию, которое я обдумываю все время c начала работы здесь. Начиная c понедельника в газете "Бостон Геральд" будет полностью прекрашена в той мере, в какой это возможно, публикация об'явлений, встречающих возражения.пМедицинские публикации o вихревых шприц-распылителях и любая подобная реклама будет абсолютно уничтожена, a все остальные медицинские об'явления, от которых невозможно сейчас отказаться, будут подвергаться настолько тщательному редактированию, что будут совершенно безобидны. Приношу еще раз благодарность за ваше любезное письмо, которое помогло мне принять решение, остаюсь - искренне ваш У.Й.Хосколи, издатель". Эзоп был греческим рабом, жившим при дворе Креза. Он сочинял бессмертные баснисза 600 лет до Рождества Христова. Однако те истины o человеческой природе, которым он учил, также справедливы в Бостоне и Бирмингеме сейчас, как они были справедливы в Афинах 25 столетий тому назад. Солнце может заставить вас снять пальто быстрее, чем ветер, доброта, дружеский подход, высокая оценка могут убедить гораздо скорее, чем все штормы и бури в подлунном мире. Помните, что сказал Линкольн: "Каплей меда вы поймаете больше мух, чем галлоном желчи". Если вы хотите склонить людей к своей точке зрения, не забывайте применять правило 4-e: ВНАЧАЛЕ ПРОЯВИТЕ CBOE ДРУЖЕСКОE ОТНОШЕНИЕ.
